6909.
адыгея
(27.07.2001 17:36)
0
Что происходит и что может случиться в ближайшее время вокруг Чечни
Действия федеральных властей в Чечне - на свой лад самое последовательное из всего, что творится в России в последние годы. Не считая, конечно, хорошо известного набора безобразий менее смертоубийственного свойства. Сейчас войну, можно сказать, уже по обыкновению загнали в горы, откуда она будет непрерывно распространяться очагами партизанщины по всей республике. Стало быть, впереди обычный ряд шагов. Сперва - убедиться, что "само собой, как-нибудь" ничто не проходит и не решается, затем - думать о переговорах.
Пока срок полностью не вышел, потому последняя пиаровская волна вокруг возможного замирения с отдельными лидерами чеченцев обозначила лишь самые первые, отдаленные, подступы к проблеме. Недавнее сообщение Сергея Ястржембского, что Москва все это время поддерживала контакты с Асланом Масхадовым через поклявшихся ей в верности президентов Ингушетии и Северной Осетии, может вызвать показушное возмущение разве что у деятелей "непримиримодуховного образа". Понятно, что местный этикет взаимоотношений - предмет особенный, его аршином русским не измерить. А в чем он состоит с точки зрения тех, кого называют политическими элитами северокавказского региона?
СОЛИДАРНОСТЬ ПО БЮДЖЕТНОЙ ЛИНИИ
Современные расклады в этих местах парадоксальным образом повторяют исторические приметы прошлого. Сейчас западная часть Северного Кавказа традиционно лояльная и относительно мирная, восточная, наоборот, под постоянной угрозой - сплошная горячая точка. Так вышло потому, что на западе земли куда лучше; соответственно, после старой Кавказской войны царское правительство старалось максимально "зачистить" их для своих целей, активнее выдавливая в эмиграцию "неблагонадежный элемент" из Причерноморья, чем из Прикаспия.
Между ними Осетия, словно водораздел, обозначившийся еще в начале XVIII века, когда российская экспансия разрезала точно посередине две волны исламских устоев, шедшие встречь, из Турции и из Персии. Большинство осетин - по нынешним оценкам, восЭмеро из десяти - остались христианами. Благодаря этому они много легче и охотнее других соседей восприняли северную городскую (а скорее, посадскую) культуру, гордятся не просто соплеменными героями советской эпохи, но своей ролью "форпоста Империи" и до сих пор торжественно отмечают годовщины присоединения к России, что соседи прекратили делать еще в конце перестройки. (Местная мода на сталинизм, притихшая лишь со сменой республиканского руководства, возможно, отчасти объяснялась популярным в тех краях апокрифом о происхождении горийского сапожника Джугашвили из осетинской фамилии Дзугаевых.) Даже одно из любимых национальных блюд у северных осетин - пироге картошкой. А основная бытовая претензия к русским - "мы кавказцы не такие, как все прочие, а вы нас под одну гребенку: мол, "черные" и все тут". По этим же причинам сложны взаимоотношения Северной Осетии в регионе. Тяжело находить точки соприкосновения с вайнахами после обоюдной резни в Пригородном районе, но все же политикам приходится сообща выстраивать некую единую линию в отношениях с Москвой, "чтоб не пропасть поодиночке". Это и демонстрирует сейчас лидер "нового поколения" Александр Дзасохов. Потому Алания как бы оказалась меж двух огней: традиционной лояльности федеральным властям (покуда и поскольку те соглашаются не задевать местных жизненных интересов, чьей совокупности коснусь ниже) и, условно говоря, горской солидарности.
Далее с запада на восток - анклавная Адыгея, бывшая автономная область, а ныне единственная северокавказская республика, где титульное население в разительном меньшинстве. Отсюда обостренность "оборонного сознания" на бытовом уровне; впрочем, Адыгея не бурлит, как случилось "вдруг" в соседней Карачаево-Черкесии, но выдерживает линию "себе на уме". Кабардино-Балкария со своим бессменным с советских времен руководителем Валерием Коковым пока спокойна, однако ее равновесие может в любой момент поколебаться, подробности - также чуть ниже. По ту сторону "водораздела" Ингушетия, задыхающаяся под наплывом своих и чужих беженцев; Чечня, где то ли все вернулось, то ли вовсе не выходило из неизменной колеи. Перед последней войной ингуши сильно обижались на "неправильное" поведение чеченских полевых командиров, от чьих налетов они страдали не меньше других, и лишь при виде тотального погрома сочувствие как будто возобладало. Однако надобно заметить, что расхожие суждения насчет абсолютной непререкаемости адатов - горского этикета, о благотворном обычае кровной мести, который-де надежно спасает от взаимного насилия и прочая, как сегодня, так и в прошлом суть по большей части местная разновидность пиара на потребу "глупым гринго". Действительно, исконная черта всего здешнего и вообще кавказского быта - пресловутая "сплошная жизнь". Круговая порука такой плотности, какую в условиях "коренной" России и вообразить себе трудно.
С этим связан главный трагический парадокс: вопрос о "мирных чеченцах". Разумеется, далеко не всякий из них готов стрелять в русских солдат и не всякий активно противодействовал федеральным силам (при том, что боевое оружие хотя бы раз-два в жизни брал в руки каждый вайнах мужского пола начиная с "контрольного" десятилетнего возраста). Однако практически любая тамошняя семья являлась если не косвенной соучастницей, то свидетельницей бесчинств "немирного населения". Быть может, безразличной, покуда это не касалось ее непосредственно, по сути - даже снисходительной, а то и благожелательной, когда перепадала какая-то польза через систему всеохватных родственных связей. Самый "отмороженный" бандит из местных все равно им ближе самого дружественного федерала. Так велось на всем Кавказе испокон веков; и вряд ли российское общество внутри себя самого сумеет скоро определиться с восприятием этой проблемы и отношением к ней...
Наконец, на самом краю - Дагестан, где без конца взрывают друг друга соперничающие кланы. Здесь своеобразное средоточие, этакая витрина всех региональных бед "без войны" (хоть и она туда наведывалась не далее как в прошлом году). Бедность, отсталость и межнациональные трения - издержки советского якобы феДерализма. Главный же камень преткновения, как и повсюду вокруг, не переделы каспийской черной икры, нефти или нелегальных рынков оружия, а контроль над бюджетными трансфертами Центра в "супердотационную" республику. Да ведь, по сути, за то же самое с начала чеченской "независимости" ратовал и Дудаев. Но перебрал, скажем так, с театральностью мышления: перешел рамки дозволенного негласными уговорами, за что и поплатился.
Именно с бюджетными играми в первую очередь связано возникновение сравнительно нового узла напряженности в Карачаево-Черкесской Республике.
Куда текут Зеленчуки?
Новый массовый митинг сторонников Станислава Дерева, начавшись в Черкесске в середине марта, вскоре утих. На сей день на площади у административных зданий остается палатка, где дежурят, сменяя друг друга, с полдюжины манифестантов. Примечательна смена лозунгов: теперь агитаторы, заручившись поддержкой части русского населения, призывают уже не к возврату в Ставропольский край нескольких адыгских районов, а, по сути, к полному восстановлению автономии советского образца. Новая мода на упрочение всевозможных вертикалей уловлена четко; на такое предложение Центр, по их догадке, осерчать никак не сможет.
Выступления сопровождаются мощной кампанией слухов. Одни сюжеты имеют давнюю аборигенную природу; другие рождены явно за пределами республики - как выразился когда-то классик советской графомании Софронов: "... Воздух русский, но в нем кавказская тесьма". Так, любой карачаевец или местный славянин охотно расскажет о зловещих планах соседей устроить "Великую Черкесию" от Туапсе до Ингури. Правда, единственные реальные свидетельства, с которыми довелось столкнуться обозревателю "НВ", - карта, составленная в начале 90-х неким "черкесом из Турции Д. Киммером" (судя по ней, ныне на Кавказе должна была бы обретаться большая "Адыгейская ССР" рядом с мелочью вроде двуединой Осетии и прочих сугубо советских республик, включая Грузию), да призывы Международной черкесской ассоциации наделить черкесов статусом "народа-изгнанника". Такой статус мог бы подразумевать некоторые надежды на территориальную реабилитацию, двойное гражданство для диаспоры и гранты "возвращенцам". Последнюю меру уже начали официально практиковать в Майкопе, но притока желающих вернуться на историческую родину, кроме нескольких адыгских семей из воюющей Югославии, пока не наблюдалось. Тем не менее постоянные жалобы Пусских юдыгеи на Оритеснения со стороны титульного меньшинства вкупе с дебатами в КЧР создают весьма мрачный информационный фон.
Приверженцы Дерева, в свою очередь, пугают друг друга сведениями о новом "великом повороте рек": якобы власти в Черкесске собрались перебрасывать в Кубань воды двух местных речек, Большого и Малого Зеленчука. Экономическая цель возрождения памятного слогана: "Течет вода Кубаньреки, куда велят большевики", абсолютно непонятна, но, пересказывают здесь, в результате непременно пропадут самые удобные земли, занятые черкесами, и придется им снова переселяться куда-нибудь.
А вот факт более внятный, хоть до сих пор тоже не слишком известный: в октябре в КЧР планируют провести референдум о доверии республиканским властям. В администрации президента подбадривают себя уверениями, что до осени так или иначе "все рассосется, забудется". Но многие из тех, кто раньше приветствовал приход Семенова, считают, что он стал заложником своих амбиций и недальновидных поступков. Главный из последних - призвание "варяга" Березовского. Попытка привлечь московского олигарха в качестве арбитра (на что, очевидно, рассчитывал вначале Владимир Семенов) явно не удалась. Ситуацию в республике избранный президент, по общему признанию, не контролирует. Даже с помощью "всемогущего" депутата никаких реальных проблем он решить не смог. Обещанное правительство реформ так и не сформировано, а на уже занятых должностях люди меняются то и дело. В последние месяцы получил известность "Благотворительный фонд генерала Семенова" во главе с его женой Мадленой. Методы сбора денег с лояльных и зажиточных граждан, как говорят, нельзя назвать драконовскими, но уходят эти средства, по общему признанию, не на нужды развития, а в самом лучшем случае на латание прорех.
Обстановка в КЧР постоянно подогревает настроения в соседних республиках. Например, национальное движение балкарцев не так давно направило руководству всех федеральных властей заявление, где говорилось, в частности: "Балкарский народ давно добивается восстановления своей национальной государственности, но наши попытки не находят поддержки в Москве, чего не скажешь о притязаниях сторонников С. Дерева... Если такое (т. е. разделение КЧР. - М. Г.) случится, то балкарский народ оставляет за собой право образовать автономию теми же способами". В конце сообщалось, что под обращением подписались 23,8 тыс. человек (это практически половина взрослых балкарцев).
Не исключено, что после относительно мирных забот весенне-летнего сезона Карачаево-Черкесию ожидает бурная осень. Проводить референдум или отменять его - теперь все выйдет одинаково некстати. И уж если "случится такое", то на Северном Кавказе может появиться еще одна горячая точка такого накала, что даже ко всему привычным соседям мало не покажется.
|